Заглавная мысль в голове: "Ы!"
Как только отпуск кончился, оказалось, что не успеваешь ничего, не успела ничего, ничего также и не сделано; и вообще, я, определенно, редкостное чмо в плане выполнения себе же данных обещаний. Впрочем, гарантировать что-то себе легко и приятно, при некотором наличии чувства юмора и хорошего настроения несколько планюг, мечтяг и срочных дел можно отсрочить. Все-таки уж с кем, с кем, а с собой я договорюсь всегда.
Тем не менее, писать особенно много и не получится, наверное. Есть чуть-чуть главного, и это здорово.

А главное, что жизнь вполне себе замечательна, люди - новые и старые, свои и чужие - вполне себе прекрасны. И немножечко даже волшебны, хоть и заботливы не в меру. Что фотографический вандализм от меня пока далек, и пробраться в заброшенную церковь не удалось, хоть и хотелось: ПС отволок за шиворот от процесса отковыривания прибитых вместо окон досок, сделал внушение и надвал аккуратных подзтыльников. Что Арбенина гениальна; диктует мне настроение, и уж с этим я поделать не могу ничего. А потому подробнее как-нибудь потом; досформулирую наболевшее и... Что яблоки я так и не запекла, и их все уже съели, но соус в холодильнике их трепетно ждет. И еще много-много, голова сонно работает.

Ах да! Песня, диктующая бытие - La Camisa Negra. Ей живу, звучу и вообще.

И я записала в субботу, после бессоной ночи, в блокнот, сидя за кашей в Теремке на Маросейке и в эту же кашу клюя носом с пугающей интенсивностью:
"...и даже если я когда-нибудь вырасту: деревья перестанут мне казаться большими, зарплата - маленькой, а детские обеды в Теремке привлекательными, в моей жизни вряд ли что-то существенно поменяется. Так уж устроено, что высшая математика по-прежнему не может сравниться с прогулкой по родному городу ранним субботним утром".
Верная, в сущности, мысль.
А уж тот факт, что вместо каши по утрам у меня до сих пор получается клейстер, вообще доказывает, что жизнь прекрасна в редких своих постоянствах.
Одна фотография, и я, готовый уже спать труп, пойду какие-то невнятные дела делать.
Сделана в городе Дмитрове сегодня днем.

Из методических указаний по выполнению курсовой работы по дисциплине "Статистика" (с)Министерство Финансов РФ Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования Академия Бюджета и Казначейства:
Выбрав тему курсовой работы, студент должен...

Студент Хомяк, подумал, что ничего никому не должен, и закрыл методичку.
Подходили к концу последние сроки сдачи курсовой работы с интригующим названием "Теоретические основы социально-экономической статистики в условиях рыночной экономики".

Кстати.
Тем временем, пока мне приходилось корпеть над учебниками и методичками, прозябая над статистикой и прокручивая в голове фразу: "Мы не рабы, рабы не мы", клуб шизофреников у меня дома пугал своей вечерне-ночной активностью.
Сестра болела давно; лечилась по большей части выездным образом и домодедовской терапией: ездила в поименованный город к любви всей жизни, где и проводила с толком, чувством, расстановкой и прочими прелестями юной восемьнадцатилетней жизни все выходные. Недуг ее можно было бы обозвать Amurus Vulgaris; по моему субъективному мнению, лечению он не поддавался определенно. Софья и сейчас дома отсутствовала.
Маман, взяв в оборот ПС, собирала стеллаж в сомнительном месте (в последнее время популяция книг в нашей квартире перевалила за рамки шкафов, полок, подоконников и прочих свободных горизонтальных поверхностей, а потому необходимость установки новых площадей для покорения била разводным ключом и все по голове). Стеллаж был куплен сегодня, состоял из дикого количества отделений и секций, но в целом был достаточно симпатичным и функциональным. Тот же факт, что время ныне уже перевалило за полночь маменьку не смущало вовсе, она вполне себе жизнерадостно пилила лобзиком, командовала ПС, гнала бабушку мыть посуду и напевала что-то в духе "Прощания Славянки". Ее диагноз был путанным и определению поддавался тяжело. Вообще не поддавался, можно сказать.
Бабушка посуду мыть отказывалась, сетуя на плохое самочувствие, отвратительную смену погоды и прочие житейские неприятности, свойственные возрасту. Погода стояла равномерно хорошая, но бусю это не смущало. В итоге она сходила померить давление, радостно выяснила, что у нее 160, долго кричала это из соседней комнаты, пока не услышали все. После чего с довольным видом села руководить процессом сборки стеллажа. Ее недуг был распространенным и название носил весьма благозвучное - Pensionerum Hitroumos (в некоторых, более ранних источниках известный также, как Pensionerum Hitrojopus). Лечению не поддавался категорически.
Меня до сборки стеллажа не допустили, загнав писать поименованную уже курсовую. Вызывали только изредка, требуя подметать опилки, оставленные лобзиком. В остальное время над душой поочередно стояли все домашние, включая ПС, исключая сестру и требовали рожать великие идеи, относящиеся к теории статистики.
Не рожалось упорно. Разглядывала заснятые пару дней назад крокусы и думала, что бездарь. Неимоверно хотелось запеченных яблок с ванильным соусом.

И - боги - уже апрель.
Мне, как никогда, хочется начать себя заново.

Совершенно нет никакого настроения. Мысли какие-то. Невнятные.
Глупо все у меня, глу-по.

Наше радио навязчиво вполне утверждает, что смерти нет.
Может, и правда - нет?
Нет и не было никогда, совсем-совсем никогда: не было до нас и не будет после.
Возродимся, возвернемся, встретимся - там или здесь, сейчас или тогда, или потом, или когда-нибудь, так или иначе и еще каким-нибудь неведомым образом? Восстанем из пепла, насмехаясь над фениксом и им же восхищаясь, этим вечным тружеником собственной вечной жизни? Будем хвастаться новой реинкарнацией, помахивать чистенькой кармой и зверушкам да растениям тыкать под нос: карма, дружочек, карма. Сансара - великая вещь, забавная штука и неплохой способ верить. Во что? Это уже другой, спорный, в сущности, вопрос. Можно возомнить себя Уроборосом, пожирать собственный хвост и неплохо очень даже существовать задумчивым таким образом.
Вечной жизни, впрочем, никто не обещает. Так, перерождение да возрождение в соответсвии с хреновой кармой и прочими мелкими составляющими. Но на нашу долю и этого хватит, я думаю. Особенно, если обещанная встреча в будущем определенно запланирована: а сколько для этого судеб и состояний сменить нужно, дело десятое. Неважное совсем, в принципе, дело.

и еще три. Даже одно моррре есть, такая вот травля души холодной еще московской весной))

Я вдруг вспомнил, что я...
Лучше бы и не, право. Не находить возможность добыть часть удаленной, стертой, пропавшей информации, пару гигабайт отснятых фотографий: полмира и пару коньков, которых когда-то было достаточно и которые были подарены себе самой. Не читать ненужные уж мысли и записи, не теребить, не трогать, не кантовать. И уж, конечно, лезть в папку с самыми первыми своими фотографиями, сделанными любимым, новым и целым еще цифровичком. Потому что там... там почти только Байрон.

Почему я чувствую себя предателем при мысли, что возьму другую собаку? Я, всю сознательную жизнь уверявшая других, что это нормальное течение жизни, что все проходит, но останутся приятные воспоминания, останется любовь, останется, как оказалось, такая боль и пустота, что страшно и холодно от ужаса, что его больше нет.
Сегодня забежала в бухгалтерию, говорила о собаках, я вспомнила Байрона и впервые до боли отчетливо поняла, что ничего больше не будет: ни этой морды, ни колючего носа, ни прогулок, нытья по утрам, попрашайничества блинов, которые он любил больше жизни, ничего вообще. Конечно, вот они, эти оставшиеся воспоминания, любовь, но при всем том такое ужасное прошедшее время и слова - был, жил, любил; что хочется лезть на стену, биться об нее же головой и... и не знаю. Мне почему-то так плохо.
И завтра я поеду смотреть щенка.
И я чувствую себя при этом самым страшным предателем.

Иногда лучше молчать, чем говорить. Или писать. Или вообще. Молчать - это не плохо, даже хорошо - по сути-то. Добровольное отшельничество лучше не нарушать слишком резко, а может вовсе не стоит нарушать.
ПС сегодня дома, я сегодня одна, сегодня плохая погода; сегодня у Арбениной 40 баллов, у меня парочка комментов на фотосайте, а еще идеальный порядок в комнате, и я наконец-то выцепила свою прелюдию к мемуарам, летнюю, трепетную, зачем-то кому-то обещанную, так долго собираемую в момент отсутствия компьютера. Читать ее странно. Стоит ли только? Почти целая жизнь, ее маленький кусочек: мой до дрожи - со всеми этими скоропалительными выводами, нежными признаниями, корявыми предложениями и полнейшими отсутствиями логики.
Влюбленный хомяк совершенно безобиден; разве что мало думает, когда говорит - и это оказывается весьма существенной проблемой для общения с окружающими. Впрочем, все проблемы решаются легко и безболезненно, ведь молчать лучше, чем говорить. Йе-хо. Хоу.
Из итогов дня: сваренный суп, несделанный маникюр, заброшенная на середине экономика регионов и в момент испортившееся настроние. Сам дурак, как говорится.

Уже какой день пребываю в ритме Рио-риты, живу с лозунгом "Йе-хо-хоу и бутылка рома!", хоть ром не люблю и не пью, но зато "на сундук мертвеца-а!", а это главное; ни успеваю ничего: писать в дневник, отвечать на письма, наводить порядок в голове и жизни, благо хоть шкафу и столу досталось. Не хочется скакать голопам по Европам: но за последнюю неделю успела поучиться, поработать, один семинар по аит прогулять, на остальном же присутствовать в обязательном порядке, побывать на двух выставках, принять две партии гостей, устроить посиделки в двух кафешках, три раза заснуть и два проснуться рядом с родной макушкой, поговорить с Лосяшем, доказать маман, что жизнь прекрасна, наснимать пару сотен фотографий, один раз не взять с собой фотоаппарат и кусать локти себе и ПС весь день и вечер, на работе соблазнить всех рецептом рыбной запеканки, а потом проклясть себя, потому что пришлось рассказывать этот рецепт десять раз и в мелких подробностях, при том, что рыбу я не ем и не люблю. Отравиться непонятно чем и чуть не отдать на любимой же работе концы, но к концу дня оклематься и цвет лица с зеленого под цвет стен сменить на натуральный под цвет остальных сотрудников. Рассказать реферат по праву, получить зарплату, потрать существенную из нее часть, добыть такое долгожданное пальто на весну: светлое и какое нужно. Получить одно долгожданное и чудесное письмо, возгордиться собственным талантом, быстренько в нем разочароваться, но не расстроиться ни на минутку. Съесть две коробки Рафаэлло и и полбанки варенья, вообще - очень много всего съесть, а чаю пить столько, что потом хочется исключительно полежать на спине; отнести на работу ведро варенья из алычи, найденного маман на балконе, приклеить на ведро стикер со словами: "Вареньем угощаться НАДО!" и поставить его на офисную кухню, впихивать варенье во всех и каждого, объяснять, что варенье хорошее и прекрасное, просто мы его уже дома видеть не можем, не хотим, а уж есть и подавно; тем более, что у нас еще два ведра на балконе и банок разных мильён. И еще столько всего, ой-йо.
Весна в голове, брожение ума, чепуха в мыслях и легкая любовная лихорадка отравляют кровь и держат настроение постоянно приподнятым. А больше и не надо, наверное.

Вполне вероятно, мир даже не сошел с ума, не поехал крышей, не зашуршал черепицей: просто расставил наконец мелочи по полочкам, самые трепетные уместил на каминной полке, прочие – разбросал по многочисленным стеллажам.
Пришедшее письмо с нежданным «пиши же мне, хорошая наша девочка» от тех, о которых вспоминаешь иногда с большой любовью, но часто объявляться стесняешься, потому что все в этом мире сами по себе, все мы такие независимые и без прочих обойтись способные, и зачем лишний раз… И все-таки.
Список выставок, на которые нужно успеть попасть, вырос и занял прочное место в лохматом ежедневнике. Упрочнился, укоренился – в голове, памяти, на линованных страницах ровным почерком. Незаметно подкорректировал график, тот самый график, которым так приятно хвалиться и которого нет и в помине; вернее даже не так – просто его наличие никак не влияет на жизнь и существование. Но, тем не менее, он как-то живет своей собственной жизнью. Как зверек, что ли, домашний. Много не требует, в тапочки не хулиганит. Просит иногда побольше планов (ну так это не удивительно, он питается ими), да и все, собственно.
Повседневности стали чертовски приятными, а потому хочется перевернуть мир и подарить кое-кому пару коньков. Кое-кому, по большому счету, хочется подарить все вокруг. Но кое-кто хочет только все, что есть я.
А черт должен любить себя, вот в чем единственная несостыковка.
Нежность меня иногда затапливает. Убивает. Порой она даже слишком тяжела и невыносима; и выматывает похуже тех приседаний, что я делаю вечерами под бдительным надзором. Я совершенно теряюсь, когда она стучит в виски; и когда понимаю, что в комнате слишком много места, хотя не хватает всего-то ничего.
Остается радоваться, что способность гулять в одиночестве при мне навсегда: все-таки город требует к себе абсолютного внимания. Да и не сошедший пока еще с ума мир – тоже.