И они раздумали быть жуликами, а купили себе коней, научили их дышать на задние стёкла автобусов и тоже стали рисовать весёлые рожицы.
Передвинула стол и сестринскую кровать, разобрала старые книги и ненужные бумажки; засиделась за этим делом, не заметила, как время летит; посреди уборки застыла, посмотрела на время, паникующе подумала: я же с собакой не гуляла, он же изнылся, наверное. Вскочила к шкафу - одеваться. Потом остановилась. Вспомнила.

Мама зашла, увидела на рабочем столе Байрона, мечтательного нюхающего воздух, всего в траве, заплакала, говорит: ну убери же, убери!

Теннисный мячик катали по полу. Весь прокусанный, желтый. Закатился за диван в итоге, пусть там лежит.

Бабушка прибежала в комнату, когда я пылесос включила, говорит: он так воет, мне кажется, что это Барни ноет. И так два раза. Увидела фотографию, говорит: мой маленький. И столько нежности, столько тепла в словах.

На улице салют. Самого не видно, но он отражается в окнах нашего же дома: много маленьких цветных огоньков из соседских окон. Бабушка рассказывает ПС про то, как ее из плена партизаны спасали. Мама курит на балконе.
Я?