Последнее время Коровьевы меня окружают, вероятно, помятуя о давешних размышлениях; оберегают в меру своих сил и возможностей, подсказывают, улыбаются; как же там было, не помню где именно - будь осторожен в своих желаниях, иногда они исполняются. Истинно так. Но тем не менее, самого настоящего бывшего регента - разве что пенсне у него не было - я встретила сегодня на Садовом кольце. На улице - весна, в душе по какому-то неясному недоразумению - тоже; мысль, что у тебя-то хомяк эта самая весна не прекращается ни на минуту уже сколько времени (всплывает в голове язвительное, непонятно чьим голосом произнесенное "хорошему коту и в декабре март") не обременяет ни на секунду, потому что то - весна вообще, душевно-эйфорическая, глубинная, а теперь - весна сезонная, весна одуряющая, весна, заставляющая увеличивать количество глупостей в единицу времени своей собственной жизни, но это не может не радовать. Как-то сегодня неожиданно тепло, улыбчиво и солнечно; запахи - весенние, звуки - весенние, лица на улице - весенние. Трясу отросшим одуваном, слушаю Зимовье зверей, есть у них одна песенка, божественная, удивительная, вся такая чем-то испанская, так и тянет вспомнить что-то знойное, тряхнуть кудрями и бедрами, так и делаю, иду по Арбату, улыбаюсь, обмениваюсь подмигиваниями со скучающими художниками и извечными музыкантами. Весна, черт побери. Хорошо. Правильно. И в груди трепыхается мечта, даже много разных мечт и мечтов. Сон приснился несбытояно-необыкновенный. Красота!

Возвращаясь к моему сегодняшнему Коровьеву; я выхожу на Садовое кольцо, стою в растерянности и думаю, где бы мне найти хозяйственный магазин, чтобы купить провод для телефона в офис, я уже обошла две "Евросети" и замучила трех консультантов, пытаясь объяснить им, что именно мне нужно. Молодые мальчики не понимали, я активно жестикулировала и пыталась подобрать правильные слова, говорила: "Ну, понимаете, провод для стационарного телефона, соединяющий трубку и аппарат!" В отчаяньи восклицала: "Ну, пружинкой..." и рукой изображала пружинку, и за кудряшку себя дергала, демонстрируя пружинку, и смотрела на них с жалостью, надеясь, что до них дойдет. Дошло; в итоге послали меня в хозяйственный магазин, но - о боги, боги мои! - где в центре Москвы есть полноценный хозяйственный магазин? Я стояла на тротуаре, смотрела задумчиво на дорогу, проезжающие машины, солнце, солнечными зайчиками и легкомысленными бликами прыгающее по стеклам; мой Коровьев подошел - в потертом костюме, куртке, с причесанными усами и головой, обильно политой каким-то гадостным и вонючим лаком, спросил, что я ищу. Я сказала, что разыскиваю хозяйственный магазин, потом пожаловалась, что сил нет, никто не понимает, какой провод мне нужен, жизнь - суровая, но привлекательная штука, а на улице - весна, самая настоящая, ну чудеса же, правда? Он сказал, что жизнь - прекрасна, что весна - это здорово, действительно - чудеса, а провод этот я могу найти на киевском рынке, это одна остановка на метро, все время направо, потом налево, потом - опаньки и рынок, а там уж и провод.

Я благодарю его, а он смотрит на меня, ухмыляется и говорит: "Только у меня одна просьба. Пива так хочется, понимаете ли..." я смеюсь, говорю, что живу в ожидании зарплаты; что прекрасно его понимаю, но помочь не могу ничем. Уношусь к метро, а там искать рынок, провод; улыбаюсь, не могу никак серьезное выражение лица сделать и прокручиваю в голове булгаковские строчки:

"- Турникет ищете, гражданин? — треснувшим тенором осведомился клетчатый тип, - сюда пожалуйте! Прямо, и выйдете куда надо. С вас бы за указание на четверть литра... поправиться... бывшему регенту! - кривляясь, субъект наотмашь снял жокейский свой картузик." (с)

Ах, Коровьев...