Весна пришла и на кухне невыносимо пахнет мимозой. Я разговариваю по телефону, пью остывший чай (зеленый, императорский, с сафлором, кусочками цитрусовых и еще чем-то; вкусный), не слушаю собеседника и все прокручиваю в голове фразу про тревожные, желтые цветы, первыми появляющиеся весной. Не люблю мимозу, есть в ней что-то от совковости. Цветок с советских открыток. Но это пустяки; она осыпается быстро, вот в чем минус. Грустнейший цветок из всех известных. А вот запах мимозы - обожаю. Особенно, когда на улице, выходишь из метро и тебя обдает, в прямом смысле. Запах смешивается с городкими ароматами - я до них, ароматов, вообще большая охотница. Не дышу - нюхаю.
Весна пришла... Но все равно грустное время: и эта желтая, осыпающаяся мимоза на синей скатерти, в прозрачной вазе, приткнутая к букету фиолетовых тюльпанов, и этот печальный подснежник, и остатки чая в чашке, а главное - голос в телефонной трубке, якобы безразличным тоном рассказывающий, что они поругались. Да уж, действительно! Какие сущие мелочи - столько лет дружить, лучшими и вечными друзьями считаться; потом поругаться из-за мелочи; дуться, не разговаривать, ждать, что извиниться другой. И мне об этом рассказывать. Каждый - свою точку зрения. Каждый - с надеждой на поддержку и сочувствие. Каждый - с уверенностью, что пожалею именно его. А я молчу, не зная, что ответить, понимая, что не правы оба, но не собираясь им это сообщать; рассматривая желтую мимозу в прозрачной вазе на синей скатерти и белый подснежник. На вопрос: "Что ты молчишь?" отвечая: "Я не знаю..."
Весна пришла, и я расстегиваю куртку, влезаю в драные джинсы и кеды, распускаю волосы, плету косички; теперь на улице меня окликивают, принимая за неформалку по меньшей мере, по большей же - явно ищут во мне ролевика; вот уж странно; копаюсь в косметичке сестры, ища что-то неведомое. Сегодня в метро - цветочный завал, и это замечательно, на мой хомячий взгляд. Пусть хаят восьмое марта, пусть ругают и обзывают, мне в голову приходит лишь то, что в этот день великое множество народу становится чуточку, но счастливее; женщины и девушки, со всеми эти букетами в метро, якобы уставшие и замученные: и работой, и домом, и семьей либо ее отсутствием; все они едут в метро: сидят в вагоне, прислонившись головой к спинке сидения, или стоят на эскалаторе, или ждут поезда - все с цветами и каждая - каждая! - держит свой букет с ни на что не похожей гордостью, поэффектнее его порачивая, подставляя слабым лучам электрических ламп, безмолвно хвастаясь своим соседкам: "Посмотрите же, а? Красота, господи, необыкновенная! Это мне на работе, мои милые, любимые, дорогие-хорошие (и пусть характер скверный, и исполнительности никакой, и вообще - сил порой нет), мои мужчины подарили! Нет, ну ведь надо же - сил и слов нет, как красиво. Дыхание сбивается. Ни у кого больше такого нет. И не будет, потому что я - это я. И букет у меня весь из себя под меня..." Они словно объединены маленькой, но приятной тайной или состоят в одном небольшом, но исключительно прекрасном обществе, эти женщины восьмого марта. И даже, если они весь год ругают праздник, мужчин, советчину, глупые затеи, рекламу и мимозу, восьмого марта они все равно счастливы, горды от того, что женщины. И это более, чем замечательно, на мой скромный взгляд.
Весна пришла и сегодня, стоя на Большой Садовой, я объясняла женщине, как пройти на Спиридоновку. Мадам выражала исключительное счастье, что нашелся хоть кто-то, знающий эту улицу; на ее голову был наброшен ярко-красный вязаный шарф, в руках - пакеты; говорила она быстро, сбивчиво и перебить себя не давала, просила несколько раз повторить, куда идти, потому что очень рассеянная и вообще; в конце концов улыбнулась мне, сердечно поблагодарила, еще раз пожаловалась на свой трудный день и пожелала всяческих благ, любви; стандартный набор любой открытки, аудиоверсия. Сказала, что я очень милая, и это, разумеется, меня растопило, улыбку до ушей на лицо повесило и вообще, настроение подняло еще больше.
Весна пришла - в противосес дамам с цветами я ехала в метро с лопатой, отдала ее, наконец, Эльфу; поблагодарила трепетно и вежливо, отчего-то не смогла выдержать долгий взгляд, сама себе удивилась и поехала на встречу с Риком. Мы гуляем, ходим, бродим, не останавливаясь, говорим о чем-то важном и каких-то глупостях, некий субъект подозрительной наружности выпрашивает мелочь, потом делает комплименты, потом задает вопросы, я, мило улыбаясь, говорю напевая почти: "Кажется, вы искали мело-о-очь?" Он смеется, морщится, кривит губы и лицо, небритое и испитое, в улыбке, становится от этого чуть приятнее, долго еще чего-то от нас хочет, поздравляет с праздником, грозит мне пальцем, уходит, наконец, искать очередную жертву.
Потом я еду домой, слушаю плеер, прикрываю глаза и дремлю, ноги гудят приятно совершенно, лодыжка все еще болит, а в руке я держу пестрые тюльпаны; и хорошо, и весна, и грустно, и смешно, и чертовски хочется спать, и когда же они, наконец, помиряться, идиоты такие, и какой Рик замечательный, и как обидно, что я вчера линзу потеряла, и как здорово, что завтра на работу не вставать, и опять весна, и снова хорошо - а грустно... ну, это так приятно грустно. Лирически.