И они раздумали быть жуликами, а купили себе коней, научили их дышать на задние стёкла автобусов и тоже стали рисовать весёлые рожицы.
В колонках вечная и генильная песня ддт "Это все...".
Побледневшие листья окна
Зарастают прозрачной водой.
У воды нет ни смерти, ни дна.
Я прощаюсь с тобой.
Горсть тепла после долгой зимы
Донесем. Пять минут до утра
Доживем. Наше море вины
Поглощает время-дыра.
Это все, что останется после меня,
Это все, что возьму я с собой.
Как обычно вечером воскресенья - вяло, сонно, полудовольно-полунедовольно; размышляю над вечными проблемами бытия как своего, хомячьего, так и всеобщего, эдакого общечеловеческого. Как-то не обогащено смыслом все это в настоящий момент, спать хочется, мне всегда хочется спать, уже сколько времени - так, казалось бы, легла и спала-спала-спала, под одеялом пуховым, одна, ну это все, подальше: чьи-то ладони на животе, чей-то подбородок на шее, устала я, окончательно устала. От того, что не могу выбор сделать четкий и от того, что при наличии двух вариантов: "сделать и жалеть" или "не сделать и жалеть", я выбираю сначала второй, потом первый, жалею в обоих случаях, не знаю чего хочу, это мерзко и противно, и тяжело, и... С другой стороны - это жизнь, жизнь, жи-и-изнь. А факт сей не может не радовать. Все еще не могу отделаться от лозунга "живе-е-ем", потому как бы невесело не было, все равно периодически замираю, зависаю на мгновение, ну насколько же все это удивительно и прекрасно, черт возьми.
С нами память сидит у стола,
А в руке ее пламя свечи.
Ты такою хорошей была.
Посмотри на меня, не молчи.
Крики чайки на белой стене
Окольцованны черной луной.
Нарисуй что-нибудь на окне
И шепни на прощанье рекой.
Это все, что останется после меня,
Это все, что возьму я с собой.
Сестра говорит, что мешки под глазами стали хроническими, я их не вижу, а потому не верю; хотя, вполне вероятно, что просто привыкла. За очками спрятаться легко, еще легче по нос закутаться в шарф, он живой и веселый - шарф, не нос; я просто не умею излагать мысли четко, слишком много слов, слишком. Улыбка на моем лице - это вечное и неистребимое, она часто мало совпадает с настроением, но в тоже время она дарит настроение. Помоги себе сам, в конце концов. Хотя, пишу глупости, конечно, да. Но ничего, скоро легче станет, намного - морозы, снег и снежинки, пар изо рта облачками, горячий кофе из пинопластового стаканчика и хотдог с горчицей вместо привычного майонеза, суета предпраздничная, атмосфэээра, как говоривала одна бабушкина знакомая. Станет легче.
Завтра обещают апокалипсис и конец света, хотя сейчас час ночи - значит уже сегодня ждем: по нтв, что ли (не помню точно канал и название программы, врать не буду), сегодня долго и упорно страху ведущий нагонял, про необходимость строительства бункера упоминал, и вообще - конец света, друзья мои, вот ужас-то... Ждем, одним словом.
Две мечты да печали стакан
Мы, воскреснув, допили до дна.
Я не знаю, зачем тебе дан.
Правит мною дорога-луна.
Ты не плачь, если можешь, прости,
Жизнь - не сахар, а смерть нам - не чай.
Мне свою дорогу нести.
До свидания, друг, и прощай.
Это все, что останется после меня,
Это все, что возьму я с собой.
Сижу и думаю: а что же после меня-то останется? Полезного ничего, это наверняка. Немного книжной пыли, пластмассовые рожки красного цвета, клок рыжеватых волос и пара метров веревки с узлами; конфеты, трепетно попрятанные на книжных полках, эхо стука по клавишам поздней ночью, смех, строчки-строчки-строчки, полные дурацких мыслей и прописных истин, попыток сказать что-то, что сказать невозможно, вообще попыток - сказать, сделать, доказать и донести мысль ли, еще что-то. Засохший цветок на подоконнике, берестяной хайратник, фотографии пейзажные, небесные, осенние, разбросанные в беспорядке по письменному столу, аккуратно и педантично сложенные в альбом, с людьми, лицам и улыбками, там почти нигде нет меня, вот здесь только, может быть: отражение в стекле или голова, устроенная на чьем-то плече. А еще несколько дешевых псевдосеребряных колец, вечная связка кулонов-оберегов, любимые часы, тикающие слишком громко для терпения окружающих. Чашка с полуостывшим чаем и надкусанный бутерброд с колбасой и майонезом. Обрывки разговора, гудки в телефонной трубке, неотправленная смска, желание жить бесконечно. И россыпь яблочных косточек.
Не так уж и много на самом деле.
Это все, что останется после меня,
Это все, что возьму я с собой...
Побледневшие листья окна
Зарастают прозрачной водой.
У воды нет ни смерти, ни дна.
Я прощаюсь с тобой.
Горсть тепла после долгой зимы
Донесем. Пять минут до утра
Доживем. Наше море вины
Поглощает время-дыра.
Это все, что останется после меня,
Это все, что возьму я с собой.
Как обычно вечером воскресенья - вяло, сонно, полудовольно-полунедовольно; размышляю над вечными проблемами бытия как своего, хомячьего, так и всеобщего, эдакого общечеловеческого. Как-то не обогащено смыслом все это в настоящий момент, спать хочется, мне всегда хочется спать, уже сколько времени - так, казалось бы, легла и спала-спала-спала, под одеялом пуховым, одна, ну это все, подальше: чьи-то ладони на животе, чей-то подбородок на шее, устала я, окончательно устала. От того, что не могу выбор сделать четкий и от того, что при наличии двух вариантов: "сделать и жалеть" или "не сделать и жалеть", я выбираю сначала второй, потом первый, жалею в обоих случаях, не знаю чего хочу, это мерзко и противно, и тяжело, и... С другой стороны - это жизнь, жизнь, жи-и-изнь. А факт сей не может не радовать. Все еще не могу отделаться от лозунга "живе-е-ем", потому как бы невесело не было, все равно периодически замираю, зависаю на мгновение, ну насколько же все это удивительно и прекрасно, черт возьми.
С нами память сидит у стола,
А в руке ее пламя свечи.
Ты такою хорошей была.
Посмотри на меня, не молчи.
Крики чайки на белой стене
Окольцованны черной луной.
Нарисуй что-нибудь на окне
И шепни на прощанье рекой.
Это все, что останется после меня,
Это все, что возьму я с собой.
Сестра говорит, что мешки под глазами стали хроническими, я их не вижу, а потому не верю; хотя, вполне вероятно, что просто привыкла. За очками спрятаться легко, еще легче по нос закутаться в шарф, он живой и веселый - шарф, не нос; я просто не умею излагать мысли четко, слишком много слов, слишком. Улыбка на моем лице - это вечное и неистребимое, она часто мало совпадает с настроением, но в тоже время она дарит настроение. Помоги себе сам, в конце концов. Хотя, пишу глупости, конечно, да. Но ничего, скоро легче станет, намного - морозы, снег и снежинки, пар изо рта облачками, горячий кофе из пинопластового стаканчика и хотдог с горчицей вместо привычного майонеза, суета предпраздничная, атмосфэээра, как говоривала одна бабушкина знакомая. Станет легче.
Завтра обещают апокалипсис и конец света, хотя сейчас час ночи - значит уже сегодня ждем: по нтв, что ли (не помню точно канал и название программы, врать не буду), сегодня долго и упорно страху ведущий нагонял, про необходимость строительства бункера упоминал, и вообще - конец света, друзья мои, вот ужас-то... Ждем, одним словом.
Две мечты да печали стакан
Мы, воскреснув, допили до дна.
Я не знаю, зачем тебе дан.
Правит мною дорога-луна.
Ты не плачь, если можешь, прости,
Жизнь - не сахар, а смерть нам - не чай.
Мне свою дорогу нести.
До свидания, друг, и прощай.
Это все, что останется после меня,
Это все, что возьму я с собой.
Сижу и думаю: а что же после меня-то останется? Полезного ничего, это наверняка. Немного книжной пыли, пластмассовые рожки красного цвета, клок рыжеватых волос и пара метров веревки с узлами; конфеты, трепетно попрятанные на книжных полках, эхо стука по клавишам поздней ночью, смех, строчки-строчки-строчки, полные дурацких мыслей и прописных истин, попыток сказать что-то, что сказать невозможно, вообще попыток - сказать, сделать, доказать и донести мысль ли, еще что-то. Засохший цветок на подоконнике, берестяной хайратник, фотографии пейзажные, небесные, осенние, разбросанные в беспорядке по письменному столу, аккуратно и педантично сложенные в альбом, с людьми, лицам и улыбками, там почти нигде нет меня, вот здесь только, может быть: отражение в стекле или голова, устроенная на чьем-то плече. А еще несколько дешевых псевдосеребряных колец, вечная связка кулонов-оберегов, любимые часы, тикающие слишком громко для терпения окружающих. Чашка с полуостывшим чаем и надкусанный бутерброд с колбасой и майонезом. Обрывки разговора, гудки в телефонной трубке, неотправленная смска, желание жить бесконечно. И россыпь яблочных косточек.
Не так уж и много на самом деле.
Это все, что останется после меня,
Это все, что возьму я с собой...
Хомяк, а Хомяк... пиши мемуары.
останется моя память и твои фотографии, идеал самой привлекательной из вечностей, исхоженная дорога от тебя до метро и обратно, тугие одуванные кудряшки под моей ладонью... останешься ты.
Я решила, что таки не быть. Ох, бурная у меня жизнь что-то...
Какие мемуары, что ты! Там же врать надо.
Aerdin
Если так, то хорошо. Правда.
Приезжай ко мне на плюшки - у меня период активной кулинарной деятельности.
приеду))) и привезу подарок
Урра.
Только немного заранее предупреди - я готовить буду что-нибудь, мы же с тобой едоки.
обязательно))))
Какие мемуары, что ты! Там же врать надо.
*укоризненно* ну зачем же сразу врать... художественно излагать
А я буду врать! *уперто*
ну зачем же сразу врать... художественно излагать
А я буду врать! *уперто*