Все эти несколько дней - с ночи субботы на воскресенье, когда в четыре утра мама позвонила и срывающимся голосом сказала, что бабушка умерла и я бежала в пижаме к ним домой, не знаю, на что надеясь, до сегодняшнего вечера среды, когда после вчерашних морга, крематория, поминок, я сижу, складываю из войлока цветочки и чувствую отупление каждой клеточки тела, я все думала, что надо что-то написать, чтобы выразить то, что разрывает изнутри, но везде пустота, утрата, и только несмываемое, неисчерпаемое чувство вины грызет меня и гнетет. Потому что не досидела с бабушкой вечерами за чаем, недогуляла по парку, так и не провернула фейхоа с сахаром, хотя она просила, не пришла в пятницу, когда буся звонила и звала на котлетки, этот список вечный, огромный, мне от него тошно и дурно, и я все время думаю, могло бы что-то измениться, если бы мы были внимательнее, заставляли ее ходить по врачам, говорили, что любим ее и что лучше бабушки нет на свете; если бы этот чертов инфаркт в одну секунду не сделал нас всех какими-то сиротами; если бы скорая, приезжавшая днем субботы, сделала более тщательно кардиограмму, если бы я осталась ночевать у них дома, я не знаю.
Бабушки нет, а сваренная ей кастрюля борща еще стоит у мамы на подоконнике, и мне не хочется верить, не хочется верить, не хочется.