Позже, в подземном переходе через Комсомольский проспект, еще один прекрасный юноша поет Ддт и голос его совсем другой, низкий, гномий, перекатывающийся камнями, лавиной в горах, неотвратимый. Искала по карманам, но остались пресловутые карточки.
А потом вдруг щелкнуло внутри этим сочетанием и как будто кусочек пазла на место встал.
Мы с братиками ходили с палатками по подмосковью целый год, каждый месяц в суровые времена года и много регулярнее с апреля по октябрь. Обычный состав наш был скромен. Мы трое и кто-нибудь еще, кого удавалось уговорить бросить все и поехать в пятницу в ночь смотреть на звезды, варить глинтвейн и хохотать до сорванного горла; мы были трое и все остальные. Пожалуй, весь тот год мы жили в сладком, прекрасном, мучительном режиме трое и мир вокруг. Жили под две песни, которые - не имея голоса, слуха, способностей, музыкальных инструментов - пели каждый выезд в лес или забравшись в пещеры, каждый общий вечер у кого-то из нас дома, развалившись на одной кровати вповалку, перепутав руки, ноги, ощущения; страшно радовались, когда с нами выбирался Волк, невероятный, двухметровый, с голосом, обнимающим, единящим, понимающим, пронзающим, заглядывающим; всегда умоляли, уговаривали его сыграть эти песни. Одну Чайфа, другую Ддт. И он играл, и мы слушали, и так много в них слышали.
А потом год, конечно, кончился, и кончилась наша дружба, как кончается все, обреченное на провал самой моделью. Потому что - мне проще это понять сейчас, спустя время и как будто со стороны - бывают такие отношения, которые долго не живут, не могут жить. В них изначально это заложено. Не получится двум мальчикам и одной девочке дружить так на износ вечно. Финал в меру бесславен. Все они переженились, как японцы из скороговорки, такие дела.
Когда я выкорчевывала из себя эту дружбу, выдирая куски с мясом, как десятки раз до этого, десятки - после (потому что так проще смириться, не переживать о конце), вместе с тем исчезла всякая память о музыке.
А сегодня услышала оба мотива, вспомнила - и отчетливо вдруг поняла, что больше совсем не болит. Только грустно немножко.